| Статистика |
|---|
Онлайн всего: 1 Гостей: 1 Пользователей: 0 |
|
Ешьте и пейте, пока Жених с вами...
Каталог статей
Совесть. Чувство долга (обрезание)
- Встать, суд идёт; в зал приглашается её величество... Совесть.
Вошла миловидная юная; привычно поправив свою ультра-короткую юбочку, она быстро уселась в приготовленную ей чашу-кресло. Нога была закинута на ногу, юбочка вновь (старательно и неуловимо) поправлена, и глаза (восхитительно невинные огромно синие глаза) были устремлены прямо на говорящего. Выразив ему таким образом свою покорность и высшую степень признания, глаза устремились на ряды собравшихся. Находящиеся в зале тоже не «дремали»: они, в свою очередь, с нескрываемым любопытством и интересом рассматривали ту, что перед ними предстала, и по рядам понеслось: «это – Совесть! Я её знаю, я её видел, это она!»
И только потом, будто бы через дым, который обычно выпускают для пущего эффекта в музыкальных шоу, люди увидели на спине незнакомки огромный, невероятных размеров рюкзак. Он был так велик, что свешивался по бокам кресла-чаши. Он был ужасно оливкового цвета, со множеством карманчиков, молний и заклёпок. Рюкзак был довольно-таки грязен и потёрт, потрёпан. Люди удивились и приняли это к всеобщему сведению, не более того.
- В зал приглашается …
И повисло молчание; никто не мог знать, никто не мог даже представить, кто же именно войдёт сейчас под эти своды? Кто опустится на другую чашу весов в «противоборстве» с Совестью, считавшейся человеческой, и правой, нужной и необходимой уже самим этим.
Итак:
- В зал приглашается её величество … ЛЮБОВЬ.
«С Небес неслышно опустилась в пушистом облаке Любовь»…
Она была похожа на эльфа. Или на мать всех эльфов? Кто это знает? Кто видел Любовь? Кто знает Любовь? Кто чувствует её? А кто не дрожит об одной только мысли о ней? Наверное тот, кто ни во что уже не верит.
- Будут судить Совесть? Или будут судить Любовь?! – понеслось по рядам амфитеатра и затихло где-то там, в высоте и в далёких рядах одновременно.
- Да, будут судить Любовь. Но за что?!
За что.
Совесть – огромный «моток» колючей чёрной проволоки, которым кто-то постепенно или одноразово стягивает то, что люди привыкли считать своими крыльями. Этот моток ужасен и уродлив, он болен при ношении и неудобен в осознании. Но он есть. Его на нас надевает общество. Рядом оно сажает огромную злую собаку со странно неприятным названием «нравственность», место с другой стороны человека занимает, придя и прихрамывая, ещё один знакомый всем нам «незнакомец»: «чувство долга». Так и сидят они, карауля, на человеке, около человека, в человеке, его делах, манерах и поступках. Они сидят и ждут, сидят и караулят, когда же человек «проколется». А он живёт и знает: «У меня есть рамки и границы; я ограничен: нет мне свободы…»
«Совесть!» - зажигается красное аварийное табло (как при посадке самолёта) и человек совершает то, чего совершать не собирался.
«Совесть…» - тихо вздыхает муж, ложась в постель рядом с той, которая …
«Совесть?!» - проехавший мимо нас на велосипеде мальчишка обрызгал нас грязью и мы вспомнили, что живём на этом свете из-за детей, для детей, во «имя детей».
«Совесть…» - и тихо капают слёзы, когда вытираем тряпочкой фотографию на уже покосившемся мраморе памятника.
Что же такое совесть? Зачем она и почему? Почему живёт рядом?
На этот вопрос есть миллионы ответов; ответ есть практически у каждого, у кого «в лоб» спросить этот вопрос; каждый из нас хоть приблизительно, но знает, что такое совесть. А точно? Точно не знает никто. Ибо придумана не нами и описывается нечёткими понятиями или сводами оных.
Нравственность – то, что выработано обществом. Тем, что находится вокруг и около. Нравственность – понятие «плавающее»: сегодня общество одно (и принципы его морали одни), а завтра общество – диаметрально другое, и все его понятия (что «хорошо» и что «плохо») резко «поползли» в другую сторону, как корабль, который тонет и медленно погружается в пучину.
Ещё несколько столетий назад согрешить двум людям, находящимся вне брака, было почти что равно смерти: общество, мораль, нравственность не позволяли делать это ни под каким предлогом; порок должен быть наказан, пока он, подобно заразе, не захватил собой всё общество.
Но проходит столетие и времена меняются, а с ними меняются и понятия.
Почему?
-Потому что где-то произошёл «прокол».
-Какой «прокол»? Если «за грех» убивали, то почему перестали убивать? Исчезла опасность греха или истребились согрешающие?
-Ни то, ни другое; поменялись времена. Человечество взрослеет, движется по лестнице прогресса, развивается, растёт и, видимо, умнеет. От этого происходит (и делается) много нового; новации тянут за собой какие-то новые представления, требующие от окружающих новых понятий и взглядов.
- Но ведь грех так и остаётся грехом?
- Да, так и остаётся, но меняется отношение к нему: смещаются «акценты» и приоритеты, грех стал шириться и размножаться. А как только под его «прессинг» попал кто-то из высших слоёв власти (ибо низшим не очень-то и есть когда грешить: на хлеб бы заработать!), то сразу «времена изменились» на много пунктов в сторону либерализма: одно дело, когда согрешит дочь простой кухарки (и её можно «забить камнями позора» до смерти), и совершенно другое, когда согрешит (от безделья) дочь какого-нибудь лавочника «средней руки» (здесь уже - «возможны варианты», и дело можно даже и «замять»). А дальше (выше) действуют ещё более влиятельные сферы. Но народ не без глаз, и через какое-то время, поняв, что его просто «водят за нос», практику умерщвления за «грех» отверг. Начисто. И грех «вырос», как вырастает любой куст, начинающийся с элементарной веточки, воткнутой в землю.
Совесть – она держит и не «пущает», она мажет чёрным и «сдирает» с людей последние остатки их одежды, совесть шепчет обличения и указания к действию, она правит бал и стыдливо отходит прочь, когда понять и принять происходящее просто не в силах: вступает ей в помощь и в «строй» чувство долга.
Совесть:
Исх. 4:24-26 «Дорогою на ночлеге случилось, что встретил его Господь и хотел умертвить его.
Тогда Сепфора, взяв каменный нож, обрезала крайнюю плоть сына своего и, бросив к ногам его, сказала: ты жених крови у меня.
И отошел от него [Господь.] Тогда сказала она: жених крови -- по обрезанию».
Что случилось? Почему Господь хотел умертвить того, кого Сам же избрал ко служению?
И что сделала жена его (если уж быть точными и правдивыми?)
«Обрезайте крайнюю плоть вашу».
У меня есть знакомые: муж и жена лет 69-70; хорошие люди (беру у них мёд).
Муж умер.
Да, именно вот так: умер! Ещё вчера был, а сегодня – попал в больницу с инсультом (инфарктом – не суть) и через несколько часов (дней), не приходя в сознание, умер. Лётчик, балагур и весельчак; мы любили с ним «зацепившись языками», долго рассуждать о том, «можно ли в 50 носить короткую юбочку и шорты», можно ли вести себя, как ребёнок (если хочется), можно ли то, да можно ли это. И с удовольствием обнаруживали, что к консенсусу прийти можно: можно и «юбку короткую носить» и «бурагозить» (по-хорошему), если это не оскорбляет окружающих и не делает их ущербными нравственно; т.е. и длина юбки и место её «применения» находится в «связке» «человек – общество».
И вот его не стало. Причина? Наши с ним разговоры, как оказалось, просто и пошло пошли в «пыль»; они были «в никуда», «в молоко»: поговорили и забыли (он, во всяком случае); он поговорил с миловидной, приятной ему собеседницей, и забыл (не думал) о том, о чём говорили. Есть ли в этом какая-то вина? Его? Моя? Нет; человек так привык: мало ли что мы слышим ежедневно? И думать, задумываться обо всём слышимом – не хватит ни мозгов, ни жизни.
В жаркий день (+30) этот мужчина стал «немножечко» подправлять крышу своего гаража. Больше было некому? Или некогда? Да, нет: есть два взрослых, прекрасных сына и выросли уже даже внуки, работающие (обратите внимание!)
Но (догадайтесь с трёх раз?! Правильно, молодцы): им всем – некогда, а он – на пенсии, он - может!
- Но ведь в 50 «короткую юбку» надеть можно не всегда?
-Ой, ну что Вы?! Лето: детям некогда!
И мужчина «полез» на крышу. В +30. На крыше он, естественно, не лежал. А много чего делал.
Годы, возраст, лётная пенсия… встал рано утром (собрался на рыбалку), сел в машину и...
…через несколько дней был присыпан холмиком; всё: жизнь его закончилась.
Я понимаю: она могла закончиться в любую другую минуту (даже у тех, кто не чинит в жару крыши!)
Мой собственный папа: 73х лет. В прекрасном, «боевом» настроении и бодрости духа. Заказал и оплатил ремонт собственного дома. Пришли «работяги», начали работать: быстро, почти бесшумно, умело. Им подавался и чай, и «лёгкий стол», и можно было бы и успокоиться! Но. У папы была не такая натура: он (где мог) что-то «подносил», что-то помогал, что-то «затирал» или давал советы. На вопрос: «Папа, им же оплачено?» папа принимал грозный вид и изрекал, что человеком он быть ещё не перестал, а, значит, где может – поможет.
«Совесть!» – и мы «размахиваем покрывалом»,
разметая дорогу тем,
кто и без нас
на всех порах движется по жизни.
Папы не стало; когда строители, закончив работы, ушли, он стал убирать за ними то, что осталось (сие почему-то не было оговорено при заказе и оплате: упустили, наверное); доставая с лесов тяжеленное ведро с мастикой, папа оступился, и пребольно ударился ногой о землю. Это было только лишь начало, «звоночек» на уровне «гонга». Возвестивший о том, что могучий занавес «окончания жизни» уже пришёл в своё жуткое движение и действо; через 8 м-цев папы не стало. Оказалось, что болезнь была, она жила в нём и дремала: не хватало только вышеупомянутого удара «бойка» о «капсюль».
Это я к чему?
К совести, чувству долга: они у нас сугубо индивидуальны.
Совесть заставляет жить с нелюбимыми. Совесть заставляет делать то, что «не хотелось бы, но надо». Совесть заставляет «выступать» не там (и не тогда), когда велел бы это делать Дух человеческий. Но самое страшное, что совесть заковывает нас и держит (иногда и всю жизнь) в абсолютной НЕсвободе: совесть это может.
И там, где можно бы подойти к человеку и сказать ему: «слышишь, друг! Мне уже много лет, а жизни я так и не знал, отпусти меня из плена, а?! Ведь детей мы уже с тобой вырастили; они сами ходят по земле этой, дом уже построили, всё в нем «шевелится и течёт», и изменяется: я оставляю тебя не в чистом поле и не совершенно безденежным. Друзья наши тоже уже «выросли», и разошлись все по своим домам и принципам. Отпусти меня, а? Отпусти меня в просторы: хочу узнать себя, узнать Жизнь, и хоть немного ещё, но «побурагозить» перед тем, как навсегда передо мной закроются, как створки раковины, створки вечности. Отпусти, а?»
Но не подойдём. И не скажем.
Знаете почему? Совесть, нравственность, чувство долга: «а что скажут люди? Что скажут дети? А как этот человек будет без меня?»
Хоть и не на Луну улетаем; возможно (даже) будем жить в соседней комнате с этим человеком, но быть при этом совершенно свободным: от себя, от него, от тех людей, которые будут приходить в общий дом наш. Трудно «уложить» всё это в голове своей, правда?
А не трудно ли жить со стиснутыми зубами? И есть ли ещё время на эту «роскошь»?
«Обрезание крайней плоти» уходит корнями туда, куда мало кто «заходит». Обрезание крайней плоти - «обрезание» того, что не даёт чувствам вырасти «через край»; если бы плоть та была (и оставалась) на месте, то всё и было бы, и выглядело бы по-другому, но…
Но крайнюю плоть сказано (велено) обрезать: крайностей быть не может (не должно). Хотите вспылить? Нельзя. Хотите накричать? Нельзя. Хотите десять пирожных вместо одного? Нельзя. Хотите просидеть всю ночь в компе? Нельзя.
Крайности – нельзя: нельзя «лезть» на гараж, когда тебе уже «за …», когда у тебя - взрослые сыновья и на улице +30.
Кто, скажите, мог собрать «в руку» большее количество крайностей?! Никто; и все они были явлены человеку. Но постепенно. Как если бы красный сигнал светофора загорался не мгновенно, а в течении времени: часа, дня, недели…
НЕЛЬЗЯ.
Есть много того, что становится «нельзя» с возрастом ли, с верою ли. Но эти «нельзя» нужно не только знать, их нужно и чувствовать (верой и сердцем), ибо если не стало папы, то совершенно всё равно, как выглядит дом (в глазах соседей), как «выглядит» гараж, и как выгляжу я (в хх лет надев «короткую юбку»)… главное, что «папы не стало». И теперь уж некому сказать мне, что «в твоём возрасте, дочь, так не ходят»: умерла папина нравственность вместе с ним: вот в этом и ужас! А дети (хоть уже и сами седые) остались без папы. Но с гаражом. Классно, да? (((
К мужчинам: «Обрезайте крайнюю плоть вашу» - без этого не видать всем нам того, куда собрались.
Эта работа ни на один день и ни на один год: полюбить то, о существовании чего даже не подозревали, не догадывались: полюбить негу и покой, нежность и покой, полюбить ту, с которой вчера ещё не мог даже разговаривать.
- Полюбить за что?
- Найти (за что?) и полюбить!
Ведь рядом с нами – «сундук», сундук, содержащий в себе какой-то «вес». И этот «сундук» поставлен рядом и стоит: не отодвинуть и не приподнять. Только и остаётся, что «открыть крышку» и пусть хоть сколько-то лет, но «взирать» на содержимое. А потом, уже имея, и найдя и время, и желания, и силы, заняться рассматриванием сей «коллекции»: одним Господь в такой «сундук» положил всего лишь один «камень», и он – чудо, драгоценен (такие семьи и есть, и видим их – они прекрасны; когда муж (жена) всю жизнь только лишь любуется тем, что рядом, и кто же не позавидует им?)
Другим в «сундук» положено «фифти – фифти», и обладатели таких сундуков (и их содержимого) всю жизнь более-менее «заняты» друг другом: всё-таки «50 на 50» (есть о чём подумать; но уж не выбрасывать – точно!)
Третьи же при виде находящегося рядом «человека-сундука» приобретают вид вкушающего касторку… (причем - на всю свою жизнь). Утверждая, тем самым, что Господь нам ними «посмеялся» (и «выставляя» Господа в таком виде (свете).
Хотя, если призадуматься, и несколько (для начала) всего лишь поменять своё мнение о Господе (не о человеке – сундуке рядом), то получится, что из хороших, крепких камней можно создать хороший же дом. Или хорошую дорожку по жизни, или (бывают) сады камней. А, бывают, и скульптуры, не находите? Всё это – из простых, почти обычных камней; люди берут резцы или шлифовальные станки и что – то «видят» в куске камня, и начинают «ваять», и получается «Венера Милосская» или «Поцелуй» Родена. Они ведь из камня? А представляете, как он выглядел ДО того, как к нему прикоснулась любящая и знающая своё дело рука человеческая?
Совесть – путы, путы на руках и ногах наших. А (самое страшное) - в головах наших. Она заставляет терпеть. Терпеть то, что терпеть не то что «не нужно», а просто катастрофически «нельзя»: невозможно. И если в 30 можно «полезть на гараж», то в 60 – категорически нельзя! Это как представить свою жену (мужа) на улице голым (такое сравнение, интересно, остановит кого-нибудь от чего-нибудь?)
«Восьмой день» для Создания – «обрезание крайней плоти». Сам? Нереально. Мать – сыну (допустимо). Но не мужу. А кто? Самому мужчине 90летнему кто «обрежет»? Ответ – у Вас: кому доверите.
Но обрезание того, что «мутит» голову (и не даёт вздохнуть спокойно, свободно) – вполне реально. Вы никогда не пробовали то-то и то-то? А попробуйте (если речь, конечно, не идёт об уксусе или прыжках вниз головой с моста: Боже упаси!), но если речь идёт о каком-то поступке либо мнении, то почему же нет? Если уже выращены дети, и жена (муж) в соседней комнате сидит и читает (смотрит телевизор), то почему не позволить себе «полетать»? Хоть в мозгах! «Полетать» там, где никогда ещё не был. Можно для этого (даже) одеться и пойти на улицу. Жена вопросительно поднимет глаза: «Куда?» Но можно же и заранее договориться, и «выторговать» себе эти минуты блаженства (или забыли, как это делали в детстве? ;) Подходишь и просишь: «Мам, отпусти меня погулять»). Если супруг(а) соберётся рядом, нужно вежливо, но твёрдо сказать, что Вы хотите побыть «сам на сам». Сначала, возможно, будут и обиды, и претензии, но потом, когда «выторгуется» своё (хоть небольшое), но «место под солнцем», уже появится у Вас своя «территория». На которую не смогут посягать даже дети: «Это – Ваше». А уж до какой степени «Ваше», супруг(-а, мама-папа) наверняка сможет объяснить тем, кого Вы (в принципе) и воспитали. Потом можно «расширить крылья» (границы) своих возможностей, и поставить «ногу» куда-то ещё; лишь бы из тех мест, где Вы ходить так привыкли (работа - дом - работа): «отпусти Мне народ Мой на два дня пути: отпусти для служения Мне».
Нравственность – это собака. И пока мы где-то ходим, она терпеливо, понурив голову, бредёт вслед на нами.
«Отпусти Мне народ Мой, слышишь?»
Аминь.
Вспомнила ещё про одну семью (я знаю их всю жизнь, выросла при них): они всегда вместе.
Но что-то произошло. И, очевидно, давно: он очень легко приходит в ярость, а она... она, начиная говорить о нём, или видя людей, которые ей дороги, начинает просто, неостановимо плакать.
Им по 70.
Я вижу их и «схожу с ума» от непонятности: люди меняются; они меняются от времени, от образа жизни, от окружения и своих собственных взглядов, ибо... растут во времени и меняются! Меняется ведь дерево в течении жизни?! Да, оно не перестаёт быть яблоней или клёном. Но само оно?! Меняется. Подстраиваясь под то, что происходит рядом, и что (хоть несколько), но диктует свои «условия».
Нет сил жить рядом.
А что есть?
Каждый ответит сам.
Я люблю их безмерно. Обоих: всю жизнь они незримо шли рядом: все праздники, все будни; почти что родственники.
Но ведь один из них уничтожит другого? Неизбежно; кто-то не выдержит «пытки» и старенькое сердце, надорвавшись, «лопнет»...
А выход был где-то рядом.
Но его никто не потрудился найти.
Будьте благословенны.
И мудры: берегите тех, кто рядом; никто из нас не вечен.
Аминь.
|
| Категория: Иду на "Вы" | Добавил: sestramirra (08.09.2011)
|
| Просмотров: 488
| Рейтинг: 0.0/0 |
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи. [ Регистрация | Вход ]
|