| Статистика |
|---|
Онлайн всего: 1 Гостей: 1 Пользователей: 0 |
|
Ешьте и пейте, пока Жених с вами...
Каталог статей
Два романа (когда рождаем...)
Кто мы такие (что из себя представляем), чтобы «зачинать» «детей» Господу?!
Пастух разве идёт перед стадом?!
Стадо состоит разве из подобных пастуху?!_____________________________________________________
Вот и свершилось: закрылась последняя страница, и мир остался непонятым; непонятым, как сама жизнь.
С разницей в совсем недолгое время я прочитала два романа Т.Драйзера: «Американская трагедия» и «Оплот».
Как ни странно, романы эти оказались о вере, а брались мною «с полки» не более, чем «чтиво».
Что же я увидела? Первый («Американская трагедия») читался мной подобно, как если бы я входила в глубокую, но мутную, достаточно холодную воду. Это был не «душ», ибо то, что там написано, на собственной «шкуре» мной изведано уже давно; вера (во что-то) родителей – не более, чем вера самих родителей. Забывающих о том, что дети – не гусята, смешно и умилительно путешествующие за «мамкой» по жизни.
В «Американской трагедии» родители главного героя бедны и необразованны, они замкнуты только на своём: на вере; это - хлеб их, заработок и смысл всей жизни семьи. Детей в семье было много (как раньше было принято). И подрастающее со временем начинает требовать своего. Ибо невозможно из поколения в поколение «выглядывать» через одно и то же «окно» в один и тот же «двор», видеть там одну и ту же траву: один и тот же мир; зачем жизнь такая?! Чтоб мы с детьми общались посредством библейских фраз? Так, может, выучить что доступнее (стихи, песни) и общаться посредством их?! Тем более, что во многих семьях так и делают; там в ходу между взрослыми и юными «приколы», шутки и условности.
Дети растут. А родители обязаны «расти» ещё больше и быстрее (хоть с виду и кажется обратное); обязаны расти до той поры, пока не поймём: момент наступил, дитя способно само выйти на «улицу» и само дать оценку происходящему, каково бы оно не было; только тогда можно первый раз спокойно «перевести дух» и сесть где-то в «уголочке жизни», но даже при этом держать «ушки на макушке», ибо ещё возможен призыв: «Мам, пап: ко мне!» И побежим ведь! Ибо зовут: зовут наши «детки», значит, где-то «застряли» они и им нужна наша помощь.
В «Американской трагедии» любовь матери к своим детям безгранична, как море. Но эта любовь совершенно слепа. Как, наверное, слепа любая любовь? Невидящая недостатков в любимом; может, поэтому и любим? Видим только чистое (на самом деле чистым не являющееся). Но «такую любовь» даёт нам Господь, с таким огромным «запасом», верхом и «избытком», что «нагружаем» любимых своих всем тем, чего у них не видим: «льём» с «избытком» и радуемся от того, что любимый «плещется» и фыркает, как молодой конь при купании.
Любить, конечно, хорошо; не столь хорошо тому, кого любят, сколь хорошо тому, кто любит. Ибо чувства в этот момент подобны экстазу: тебя «уносит» и «не приносит», а (иногда) тихо «качает»; чувство любви, как бы ни разнилось его описание, всегда прекрасно.
Но. Любя нужно всё же видеть; видеть: не закрывать глаза! Ибо и мы, и любимые нами движемся по жизни, а жизнь – она всякая. И не в вакууме мы движемся, а в огромном, огромной мире, как по огромному полю. И есть на этом поле всякое: и кусты, и овраги, и заросли, и животные, караулящие и нас, и друг друга; любовь ослепляет. Но она же делает и ответственным за субъект любви. Которого мы гоним «хворостинкой» в наш собственный «загончик»: «домой: в любовь!»
Верующие родители и их собственные дети.
На эту тему бесполезно спорить и «ломать копья», ибо сколько людей, столько и мнений: одни вырастили своих детей в особом «режиме» (и почитании) и теперь «не знают с ними никаких проблем»; дети вступили в ту же самую «колею» и так и идут «гуськом» (за родителями) по жизни; они – не свернут, почти нигде не ошибутся и жизнь их так же будет похожа на поле кукурузы, как и жизнь родителей: вокруг – «частокол» из «можно-нельзя», по которым «движемся»: днём - к солнцу, а ночью - в «никуда» (так же, как все остальные, не видящие не пути, ни солнца).
Но «Американская трагедия» только лишь обострила, обнажила и «нюх», и чувства, и укрепила меня в том, что люди городские (родители и просто взрослые) чаще всего ничего не знают о сельском хозяйстве, а Библия – сплошь «от земли». И думая, что воспитать детей можно, идя впереди своего «стада», мы совершаем жуткий, непоправимый грех: мы, «маяча» перед своей же собственной семьёй, бросаем её. И семья (дети, жена, родные) видят именно нашу «спину».
Да, они могут, идя прямо за нами («след в след») кричать, обливаться слезами или холодным, липким от ужаса потом. Но мы, взрослые уверенные в себе и в своей вере люди, неумолимо, как крейсер, движемся вперёд, непререкаемо зная, что дети (наши дети) идут за нами в «форватере».
А их там... давно уж и нет.
Вера матери, доведшая сына до смерти. Сначала душевной, а потом и физической. Матери, которая не знала Бога, а только лишь верила, что Он есть.
Наказал ли её за это Бог? Как посмотреть; судя по роману, да, наказал. Но как? Как мы обычно и наказываемся: детьми; тем, что нам наиболее дорого. И если на глаза свои мы вешаем «шоры» из слов Библии и веры в неё, то эти «шоры» с нас под конец жизни обычно снимают. И как бы мы не привыкли жить в темноте и печали, но хоть под конец жизни нам представляется возможность увидеть мир таким, как он создан. И пусть не хочется нам видеть, что где-то волки рвут антилоп, маньяки насилуют деток, а девчонки «пачками» выходят на ночные улицы, но… это есть. И это тоже «создано» и появилось; «появилось» (стало явным) как раз оттого, что дети брошены: родителями – алкоголиками (наркоманами и другими зависимыми), людьми работающими (что тоже является своеобразной формой зависимости), и теми верующими, которые целыми днями просиживают либо в церквях, либо в своём собственном, сугубо ограниченном мире.
Дети даются нам для взращивания и воспитания. Не Бог воспитывает наших детей, ибо Он Сына Своего, Иисуса, уже «воспитал» (и воспитал правильно); наши собственные дети должны (обязаны) быть воспитаны нами же. Не собранием и не общиной, а мамой и папой, которые ребёнка зачали. Нравится вам, взрослым, в общине? Там и живите, там и существуйте, но знайте, что дети не всегда (и не обязательно) «двинутся» за нами в свой путь по жизни, ибо их это путь, их эта жизнь! И они пока никому и ничего не должны.
И второй роман того же автора: «Оплот». Он как будто-то бы «добил», поставил огромную жирную «точку» в моём мозгу и умозаключениях. И захотелось ещё: жажда по «этому» едва не «снесла» мне голову и часть моей жизни.
Что мы делаем, люди?!
Неужели не знаем мы, что стадо пасётся перед глазами?! Что толку от пастуха, идущего спереди?!
Муж и жена Солон и Бенишия Барнсы – главные действующие лица этого романа, хотя ни имена, ни фамилия ничего не скажут услышавшим это. Сколько бы лет ни прошло с момента написания этой книги, но так и хочется, чтобы имена их люди почтили вставанием. И пусть художественные достоинства этой книги опять же останутся без внимания, сколько обнажится суть: любовь есть! Но какая?! И что она делает с людьми?!
Бенишия и Солон любили друг друга, любили чисто, светло и счастливо, как любят редкие. А, возможно, раньше любили многие, ибо меньше было жизненных соблазнов и меньше греха. Они любили друг друга так чисто и безмятежно, что хочется встать «во фрунт», и, лишний раз вытерев об коврик ноги, сказать: «оказывается, так бывает?! Возможно жить, любить, не изменять любви ни головой, ни телом, и сделаться до такой степени половинками друг друга, что просто реально «перетечь», затечь, наполнить собой какую-то часть друг друга». Любить так, что ложась спать, даже не «щупать» («есть ли человек рядом?»): ты лежишь и чувствуешь его в себе; твоя голова – его голова, его мысли – твои мысли. А когда он медленно идёт с работы, ты уже знаешь и час, и минуту, когда надо поставить разогревать то, что именно он хочет, что именно сегодня ему хотелось бы, потому что день был «такой». И он пришёл, и нет нужды подходить и говорить что-то: можно только взглянуть, и в этот взгляд «налить» столько света, что он не удивится, а только вздохнёт и в ответ пошлёт тебе тоже самое: горячую, синюю уставшую волну… и закружишься ещё быстрее, быстрее, ибо милый устал, он хочет кушать, а потом лечь на диванчик, и устало вытянуть уставшие же за день ноги… Да, он устал. Он работал. Но для семьи.
Бенишия и Солон любили. И от любви их рождались дети. И детки были прекрасны, хоть и не все красивы физически; в этой книге переплетается вся наша жизнь: красивые телесно наказуемы более, чем некрасивые.
Отец (Солон) был честным, таким честным, что иногда берёт оторопь. Но честным «ради Бога», а за это (лично я) прощу и пойму многое. Ибо сама тщусь идти по подобному: тяжело, иногда и муторно, но светло и (кажется) счастливо.
А Бенишия – мать: одно большое «зеркало», отражающее собой весь облик и «состав» этой семьи: любовь, скромность, незаметность. Все «серенькие» цвета и краски, оттенки и насыщенность этой Земли этим цветом – все в ней: незаметность, нетребовательность, полное согласие с мужем. Хоть (иногда) и хотелось бы (возможно) чего-то другого.
И дети. Пока растущие – радующие глаз (и сердце), а чем дальше по теме и книге, тем более сердце как будто бы сдавливалось какой-то удушающей «сеткой»: вот сейчас, вот ещё немного и что-то начнётся. Ибо не могло не начаться, ибо мир вокруг обязательно изменяется и живёт. А если и приходит каждый год осень (и по сути она - одинакова и печальна), то осень она – для глаз. А для какого-то дерева, животного, человека – ещё один год, ещё один шаг к небытию и смерти.
Так и здесь: жизнь папы и мамы (Солона и Бенишии) была ровна и одинакова всю их совместную жизнь: утро, день, вечер, ночь; всё правильно, размерено и уверено; всё согласно их общей веры в Божественный Свет.
А «коловорот» и «водоворот» жизни уже подступал вплотную к их дому.
И не увидели его! Не предчувствовали; так были тверды и уверены в вере! Слышали «раскаты» и втайне даже догадывались, что приближается к их дому через вырастающих своих же детей, но так были уверены в Боге! Не в Том, Который есть, а в том, которого себе «нарисовали», и именно с этой нарисованной «картинкой» в головах и сердцах и жили, жили до поры и времени.
Ибо если нас один раз назовут чьим-то именем, то сначала поправим говорящего. И, возможно, исправится. А если потом начнёт говорить к нам и вновь называть нас всё так же (неверным, не нашим именем), то или не будем обращать на это внимания, или отойдём от этого человека: зачем он нам, если не хочет ни признавать, ни узнавать нас? А как же поступаем с Богом? Называя Его именем «Бог», а дальше вкладывая в это «понятие» всё то, что каждому из нас вздумается: «Бог – он такой…» И «понеслось»!
«А мой Бог – другой!» И тоже – «понеслось».
И что?! Да почти ничего общего!
А ведь Бог это слышит! А ведь Бог всё это знает! И что мы думаем о Нём, и что вкладываем в понятия свои.
И молчит Он: «Ну, называете вы Меня чужим «именем»? Ну, что ж… только пожалеете… не Меня пожалеете, и не Я вас… ибо звал, а вы не слышали, простил, а вы не выходили Мне навстречу, чтобы «познакомиться».
Беда пришла в дом Барнсов: дети выросли не в вере! У таких родителей дети оказались «мимо веры»! Причём так, как не сплетётся ни одна лиана с деревом.
И сначала жуткая нелепость: «За что?! Почему!? Ведь родители так чисты, и так свято и слепо верили?! Ведь они были почти что безгрешны?! Ведь они так светло и чисто любили?! Ведь они ничего не видели в жизни, кроме серого (квакерского) и «правильного (в их глазах)? За что же, Боже мой, Ты так наказываешь их?! И стоит ли так беречь себя в чистоте после этого?!»
- За то, что Я – не таков; Я - не серость и не порок, поражающий все члены. Я – Бог. И в Моих руках – вся Вселенная, все краски и жизни живущих. Я – Бог. И жизнь – всякая.
Что и продемонстрировали этим прекрасным, почти божественным людям их собственные дети: одна дочь была некрасивою и едва-едва сумела «вырулить» по жизни, другая - подалась за деньгами и роскошью, сын тоже женился на денежном «мешке», потому что хоть в семье Бенишии и Солона и был достаток, но всё было уж слишком «в разуме», и детям хотелось того, чего не было в семье, но было в других семьях. Ещё одна дочь просто сбежала от этих прекрасных, любящих родителей; её тоже манила жизнь. А так как она о ней ничего не знала, то и начала (как многие из нас) с того, что с лёгкостью «подвернулось» под руку. Да, она впоследствии «выправилась», но жизнь её уже «согнула», и заставила рассматривать себя «из-под руки», как берут нас иногда сзади за шею и достаточно вежливо, но сильно, сгибают к полу… и видим всё то, что стремительно приближается. А последний ребёнок в семье (мальчик, сын) юный и прекрасный, любимый и обласканный всеми, погиб.
Погиб так же нелепо и случайно, как любимый сын и мальчик в «Американской трагедии».
Погиб за что?
За веру.
Но не свою А родительскую.
Которые были так уверены или сами в себе, или в своём собственном «Боге», что не слышали воплей и стонов своих детей: «Дайте денег! У вас же их много! Нас манит мир! Мы подрастаем и улетаем в его огромную и страшную «воронку». Ну, если не можете, не хотите, не умеете рассказать «как это: жизнь и жить?», то дайте хотя бы денег, чтобы наша погибель при соприкосновении с миром была обставлена более пышно и печально…»
«Родители, дайте нам денег!» - не это ли кричат почти все наши дети? Открывая рот и прося о хлебе, открывая рот и прося о помощи. Не того ли просят они, входя в этом мир, который кружит и рушит, отвлекает и манит?
Дать? Но ведь погибнут?!
Не дать?! Тогда погибнут ещё быстрее…
И встаёт ещё один огромный и страшный, пугающий и волнующий, но – вопрос. И похож он (гигантом) на первый. И встаёт прямо за ним следом: так и стоят они, как два брата – гиганта, стоят в жизни тех, кто их видит. А кто не видит, тот просто не видит. Но это не значит, что вопросы – братья перестают быть или существовать.
Бенишия заболела и «слегла» после смерти сына, а немного после этого и умерла. Солон не умер сразу после того, как умерла его жена. Хотя (по книге) не представлялось существание двух этих людей-половинок друг без друга. Не разорвалось его сердце. Как и ожидалось, он просто тише и намного увереннее отодвинул своею же рукою свою же собственную смерть; он знал, что смерть придёт и обязательно будет; с Бенишией умерла какая-то часть и его самого; он приблизился к краю и жизни, и могилы, но устоял. Устоял для того, чтобы придя «на тот свет», рассказать своей любимой, чего не было в их жизнях, а оно могло БЫ быть. Это было и есть в мире, это было и есть в жизни, природе. Но Солон и Бенишия, как люди верующие, исключили, сами того не зная, это из жизни, они не видели и не знали этого. Заменив «это» сообществом «друзей – квакеров». Они много времени проводили в собрании. Где серость, где одинаковость, где сидят те, кто ухитрился и не «съехал» с края своего пути в какую-то бездну. Как и сейчас тысячи человек сидят пожизненно в церквах и собраниях, спасаясь именно от того, чтобы «не съехать» в бездну порока или греха. Именно потому, что остался в «стаде». А стадо … когда выходит на прогулку, а когда и нет… и при этом не перестаёт быть «стадом». И если и видит «траву», то не для того, чтобы умилиться её изумруду и тонкости, а для того, что этой «травы» «наесться».
Только потеряв Бенишию, он начал видеть существующий вокруг мир. И этот мир поразил его в самое сердце: уж, встретившийся Солону в траве возле дома, гадкий, обычный, ползущий уж, оказывается, реагирует на чувства, вложенные в голос и в слова обращённые. Солон этого не знал. Да, он любил Бога, любил жену свою и детей. Любил.
Но Бога не знал.
Верил в Него, чувствовал, уважал, трепетал, боялся. Знал что-то другое, своё: понятия о чести, долге, обязанностях. Знал, что жить надо хорошо и правильно. А что уж (обычная змея) реагирует на слышимое в голосе – не знал; что дети растут и требуют большего, чем просто сдерживание в рамках – тоже не знал. Что им нужен «курсор» и руководитель по Жизни, ибо входят в неё и не знают её – тоже не знал. А Жизнь шла. И он от неё чудовищно отстал в своём миру и своих же понятиях.
Бог – во всём том, что окружает нас. Даже и уж. Даже и колючая роза. Гроза, гром. Молния. Снег, Печаль, радость. Вишня. Горы. Рассвет. Счастье. Люди – всё это Бог. Всё это жизнь; она кипит, бурлит и кружится. А мы, верующие, выпадаем из неё и замираем, как некоторые насекомые, впадающие от опасности в спячку. И живём так, и уверяем друг друга, что жизнь – именно в этом: в каком-то летаргическом сне, будучи живыми.
Солон увидел Жизнь. И она его поразила в самое сердце. Ибо та, которой БЫ хотелось это показать, была уже мертва… и поэтому радость от Жизни, от её красоты и прелести, конечно, была полной, но уже …ненужной. Не кстати… ибо жизнь прошла, и дитя умерло, погибло, и жены не стало.
Не стало в вере.
А потом пришёл доктор, и сказал, что и сам Солон умирает. От рака.
И ещё больше среди всего этого расширись глаза мои и крик, как вздох, стал распирать моё сердце: «Бог?! Как?! За что?! Бог, ну, скажи же мне?! Ну почему же он?! Почему не кто-то другой?! А тот, кто всю жизнь ничего не видел, кроме веры. Кроме честности, кроме порядочности, кроме долга и правил, хороших правил! Этот человек никогда и никому не сделал зла. За что же, Бог?!»
-«За то», что… уже старость, Мирра… умирают все, ты разве этого не знала?
- Знала, Господи, но ведь…
- Что?! Что смущает тебя?
- Но ведь они были такими хорошими, они так чисто и скромно жили, так верили…
- И что? Это повод, чтоб не умирать? А когда тебя самое время согнёт в «три погибели» и ты будешь являть из себя только то, что у всех вызывает только жалость, согласна ли ты ты ходить в таком виде среди молодых и живущих?
- О, нет! Нет, Господи! Конечно же, нет; у них – свои дела и понятия, свои будни и привычки, что ж «болтаться» в таком виде у них под ногами?
- Вот, вот: все уходят и уйдут. А потом…
- Что потом, Отче?! Ну, скажи же мне, Отче: что потом?!
- Ничего, Мирра. Что ты себе придумаешь, то и будет потом. Но это уже потом. Все вы, живущие, забываете только одно: вы «хапаете» жизнь огромными и ломкими ломтями, думая, что можно наесться впрок. И так привыкаете к этому, что даже придя в веру, и хоть там обезопасившись от мира, начинаете и там «хапать» огромными и ломкими «ломтями». Опять забывая, что жизнь – это не вера. А вера – всего лишь «забор», загораживающий вас от того, в чём гибнут другие, гибнут при жизни; кто-то пьёт, кто-то колется, кто-то смотрит порно. А верующие сбиваются в «кучи» и веруют. И тем самым спасают друг друга. Но это не значит, что жизни нет. Жизнь есть и болезни есть. И смерть есть и победы есть. И поражения и удачи: всё это есть в жизни и бросать её не надо: надо жить!
- А они, Господи, Солон и Бенишия…?
… и не было с Небес ответа.
Повторюсь опять, люди: жизнь – это не вера. И вера – это не жизнь, это - средство (способ, возможность) избежать многого того, что делают другие, чем уловляются и от чего гибнут. Но жить в вере, верой, по вере – это умереть заживо. Какие бы формы это не приобретало. Главное, что гибнут страсти. А страсти – движущие силы живого: желания, стремления, полёты и падения; когда умирают срасти, умирает до срока человек и душа его, он гибнет, оставаясь живым и движущимся. Находясь в толпе и стаде, Вы, скорее всего, не будете ни наркоманами, ни убийцами, ни преступниками. Но Господь всё равно настигнет вас, как настигает ладонь красивого осеннего кленового листа спины нашей, когда, сутулясь, идём по печально мокрой одинокой аллее. И не удержится глаз и не удержится сердце, чтоб даже на старости лет не показать нам, что «жизнь – есть»! Она – не правила и не запреты; она – беспредельность. Во всей её многообразности и форме. Она – счастье. Она – перехват дыхания прямо на самом «краю», когда хочется сильно и глубоко вздохнуть, а уже и страшно: вдруг, сердчишко-то выскочит?
Жизнь – не вера. И вера – не жизнь. Не забывайте этого, любимые. И не забывайте детей своих, коих нам дали в «стадце» лишь на малое время пути нашего. А по сохранности стадца, по его «упитанности» и прибытку, и поймём: куда шли мы все и что сделали из того, что было нам положено сделать.
Не забывайте Жить, любимые.
С любовью...
*****
...муж работает в другом городе, я - одна, с двумя детьми: старшей - почти 17 лет, младшей 8 лет.
Проблема со старшей дочерью: перестала ходить в церковь, была активной в детском служении; в школе учится прекрасно (я её за это материально поощряю), но в доме ничего делать не хочет, любит спать и до утра сидеть в интернете; всё чаще стала говорить, что "Бога нет", и жить не хочет; всячески показывает, что никого
не любит. За что не возьмётся - всё у нее ломается и бьётся, но не
жалеет этого; говорит, что это всё «мелочи»! («Что вы вечно говорите о
деньгах?! Что вы за за каждую мелочь так переживаете?!») А ведь это всё нами заработано, мы уже не молоды...
Я с ней поругалась и побила её; она ушла из дома и говорит, что ей противно к нам возвращаться.
Мне обидно и в то же время - боюсь, что она что-нибудь натворит: помогите кто-нибудь! я совсем одна, и сама уж не хочу и жить!! Младшая дочь - очень ласковая, всех любит, целует; прям - Божье благословение! А что же мне делать со старшей?
* * * * *
Мой сын, который с детства в церкви, верующий, сейчас ему 17 - стал очень наглым, грубым, орёт на меня, пререкается, грубит, когда его ругаю за это, начинает ехидно ржать, издавать ужасные звуки, как сумасшедший. Помогать мне по дому у него нет желания, всё надо упрашивать. А в церкви и в школе он очень положительный, не пьёт, ни курит, хорошо учится. А со мной в него просто бес вселяется, что ли. Я не могу уже его наказать, и он этим пользуется. И муж мой - не отец ему, тоже не может повлиять, или не хочет. Господи, прошу Тебя, обличи его, не могу так больше, сокруши эти грехи в сердце его. Одно желание - пусть поступит после школы туда, куда хочет и уедет отсюда. Помоги ему, Господи, поступить в институт. У меня ещё есть маленькие дети, они всё это видят. Не хочу, чтобы он их научил своему злу. Вообще не хочу его видеть.
* * * * *
В школе сына унижают и оскорбляют одноклассники. я воспитывала сына так, чтобы он не дрался и просил защиты у Бога. Вчера сын рассказал какими словами унижают его перед девочками, сильно плакал. Директор не хочет заниматься его защитой. Не знаю что делать. Прошу о смене руководства в школе, и защите моего сына. Ему вот-вот исполнится 16. Учить драться? Помолитесь за него! Спасибо.
|
| Категория: Удар под "дых" | Добавил: sestramirra (07.08.2011)
|
| Просмотров: 447
| Рейтинг: 0.0/0 |
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи. [ Регистрация | Вход ]
|