Жил-был  мужчина.

И был он молод. И настало ему время завести себе спутницу жизни, ибо какие-то барышни вокруг него «вились», а сердцу хотелось одной единственной, ему уготованной.

Ну, как все мы обычно делаем, так и молодой человек сделал: принарядился и пошёл на поиски счастья своего.

А счастье тоже не «дремало»: платье своё лучшее надело, глаза на лице обозначило и выдвинулось неведомо куда, но судьбе навстречу.

Вечер. Темнота. Музыка. Танцы. Запахи духов, сигаретного дыма, преувеличенное возбуждение, деланный смех, припасённые заранее остроты и выходки.

Всё и у всех всегда получается: он и она обязательно сходятся, как зима и весна, как река и море, как мужчина и  ребро его, женщина.

Встретились и эти.

Проводил он её до дома: понравилась. Потом звонки, смски, встречи. Ну, встречи, как обычно, вечером. Ибо «институт, экзамены, сессия». Иногда только виделись днём, но ко встречам тщательно (как любой из нас) готовились: косметика, парфюм, лучшая одежда, денежки в кармане. Не заметили, как всё и «склалось»…

Началась семья, заботы, жизнь, будни: всё, как у всех. Но хотелось, конечно, большего.

И молодой человек решил поехать куда-нибудь на заработки. А жена молодая осталась дома: так бывает. Нет, не надо думать, что у всех на уме только «верчение хвостом»: жена ждала. И дождалась: и мужа, и прибытка: купили машину они на заработанное.

Муж, одухотворенный, решил «метнуться» ещё раз, жена была не против. Он уехал, а она родила. Он приехал, а ребёнок уже топочет по комнате. Он опять привёз, и «скинул» денежек. Она опять забеременела. Он уехал, она родила.

Двое: теперь деток стало двое.

Мужчина там, куда ездил, жил своей жизнью: ему стирали, подавали вовремя завтраки и ужины; он не знал, что такое квартплата, где покупается стиральный порошок и как болеют дети. Он втянулся, «впрягся», и привык к этому.

Жена одна. Молода, хороша собой. Только детки… Их двое. Они болеют, они не спят иногда ночами, они капризничают и начинают ходить, пробовать мир. Хорошо, родители были не очень далеко от оставленных этих: помогали, чем могли и женщине, и деткам. «Дотянула» их сама до садика: муж приезжал, «скидывал» денежки и уезжал: жизнь шла. Детки подрастали. Вроде, и достаток в «семье» был, но было ли это «семьёй»?

Женщина иногда ходила с подругами на «выгул», ибо, повторимся, была относительно молода и недурна собой. Но ничего крамольного себе не позволяла: любила мужа. Хоть и видела счастливые глаза подружек, имеющих мужчин рядом. А она тихо терпела, просто терпела такую жизнь.

Прошли многие годы. Детки выросли, и уже  должны были вскоре заканчивать школу: предвиделись в связи с этим новые расходы  и  изменения  в семье.

И вдруг «материализовался», вроде бы из «ниоткуда»,  муж, и сказал, что больше «там сидеть смысла нет», здоровье уже не то, да и хочется какого-то тепла и  домашнего уюта.

И приехал, и начал жить рядом.

Оказалось… «Оказалось, что имеет она во чреве» - сказала бы Библия.

Нет. Во чреве «она» больше не имела.

Но «зачала»: совершенно чужой  человек оказался рядом. Он не знал, что детям нужно то и это, что  раз в месяц надо обязательно платить за квартиру, что надо стирать, ходить за продуктами, убирать в доме и звать к себе в гости. Оказалось, что он ничего этого не умеет, да и учиться, похоже, особо не планирует.

И начались мелкие «стычки» двух совершенно разных «миров», вроде бы и не случайно когда-то оказавшихся под одной крышей и в одной постели. Он совершенно не знал, что надо общаться с детьми, что у них есть свои нужды, что надо терпеть некоторые странности старшего поколения, которое помогало его супруге поднимать детей на ноги, что нельзя «с ходу» отваживать от дома подруг жены, не раз выручавших её в годы её одиночества. Он ничего этого не знал, да и знать не хотел.

«Глады и моры»… Дело стало доходить до того, что она отказывалась кормить его: пищу можно подавать к столу только испытывая любовь, но никак не ненависть… иначе и до беды недалеко.

А она и не замедлила: начались крупные выяснения отношений: «войны и военные слухи»…

Долго мучились, долго пытались: пытались что-то вспомнить из того, что было, и когда-то сильно грело душу и  томило тело; не вспоминалось. Где-то далеко и глубоко под «завалами» памяти что-то гулко ухало и стонало, но чувства не просыпались.

И пришло привычное:  «именем Российской Федерации»…

И памятная надпись над «холмиком» в паспорте:

                                                     «Семья ...ых;

                                            год создания – такой-то,

                                              год гибели – такой-то.

                                                  Вечная память»...

«Ячейки общества» не стало: мебель поделили, деньги тоже.

Разбежались и разъехались.

                                               Всё: конец связи.

Дети.

Дети выросли. Они остались в недоумении. Семьи, как таковой, правда, никогда и не было, но мама,  среди всего этого вечного «вокзала», как-то всё же «ухитрилась» привить к отцу хорошие чувства: отец – добытчик семьи, он хозяин, заботливый и любящий папа.

А мама? Она гуляла? Пила-курила? Мужиков водила? Была неряхой, грязнулей, лентяйкой? Нет. Мама всё время была в каких-то трудах, заботах: где можно – сошьёт, где получится – сядет и свяжет: рукоделица.

Так и остались детки с открытыми ртами: почему?! И папа хороший (мама так говорила) и мама хорошая:  и детки сами видели, да и люди говорили.

Нет ответа.

Папа «покрутился» и нашёл себе женщину, через какое-то время ставшую ему новой законной супругой. Неплохая была женщина. И дети папины её знали и внуки признавали, хоть, сначала, и снедала их всех обида: мама-бабушка так и жила одна-одинёшенька… Несмотря на все «заслуги» свои: короток бабий век: как воробьиный хвостик… не успеешь – и всё…

Папа жил – не тужил: устроился на хорошую работу; не нуждался; вторая жена его любила, берегла, лелеяла, баловала и от всего оберегала: дорог он ей оказался.

Так и жили параллельными мирами: мама знала о жизни папы, папа  же иногда у детей спрашивал о маме и передавал ей приветы.

Дети «крутились» в этом треугольнике, как и врагам не пожелаешь: день ли рождения, праздник ли, событие, торжество: не пригласишь же и тех, и эту?! А пригласишь одну «сторону» конфликта раньше другой – получишь проблему: почему он (она) первый в сердцах ваших?!

                                 Вот это,

                             мы, взрослые,

                      не особо озабочиваясь,

         «подкидываем» в жизнь деткам нашим

                              для решения.

          Решат неверно?!  Получат по-полной...

                                От нас же...

                      А начало-то чьим было?

                            Не вспомните???

Папа не сильно помогал оставленным; так и люди в возрасте говорят: «нужна женщина, нужны и её дети: свои они или чужие».

Внукам помогал иногда, но тоже… не сильно-то «упирался»: сказывались годы, проведённые в разъездах: ну, не знает человек, что дети – не трава-подорожник и не цветы полевые: был бы ветер и дождь – сами вырастут.

Детям и денежки иногда нужны и советы, и внимание, и вмешательство, и совет, и научение, и встряска, бывает, жизненно необходима.

Не было такого: ну, дети, да и дети…

А семьи-то у детей развалились: девочки делали то, чему научились у матери, а сейчас это не сильно котируется. А в мужья им достались обыкновенные юноши: кто ж учил по каким критериям выбирать себе пару?! Подобно родителям, пошли в своё время на «танцы», а пришли уже жёнами… И тут папа не сильно переживал: сам был в таком: прошёл такое.

И вот смерть. Папина смерть.

Наследство: квартира и старенькая машина.

И «разборки».

Кто-нибудь из нас, взрослых, догадывается: кого с

кем???

Но не надо думать, что дети обязательно посягают на отцовское: наследниками, не спрашивая, их делает Закон.

Не у всех, правда, получается «вырулить» с достоинством из такого: и этому, среди прочего, не учат нас взрослые... родители...

Ибо, даже отказ от наследства сопряжён с ...

             Когда мужчины бросают женщин.

Они говорят, что терпеть «это» больше не в силах. 

Согласна: познакомившись в темноте, действительно трудно, да и несколько глупо, рассчитывать на успех: никто ведь в темноте не меняет у цыган золото на деньги, правда?

Но.

Вы ушли, а дети остались. Они уже есть, они живы и требуют заботы.

«Я не буду этой дряни платить алименты: она …  … … …»: никто не спорит!

                     Но выбрали её Вы.

            И в постель с ней легли тоже Вы.

А к этому времени не дурно было бы узнать, от чего именно «заводятся» в животиках у барышень детки.

Вы ушли: бросили её с ребёнком.

А она осталась ведь не одна. А с болезнями, невозможностью делать то, что могла бы делать, будучи свободной; с нехваткой денег; с отсутствием жизненного опыта; с неизвестным будущим и омрачённым прошлым.

И вот она, её главная проблема: сидит на полу и палец во рту: зубки режутся…

Вы оставили женщину. Какая бы она не была, но Вам её привёл Сам Господь. Значит, надо было что-то делать не то, что Вы делали…

Ибо, сказано, «всякому мужу глава – Господь» (1Кор.11:3). То есть, Вы – Адам, имеющий голову. А «она» всего лишь «Ева»: ребро.

И вот, жуткая картина: голова отделяется и, не в силах совладать с непокорной костью, начинает свой путь по жизни без своей кости-Евы: «О, Господь меня не слышит! Я воплю к Нему, а Он не отвечает! Я делаю то и это, могу то и это, а Он молчит, и никак на меня не реагирует: почему Он так?! Я же дитя Его!»

                  А когда Вы «кинули» своих?!

Как думаете, они ещё не научились «то и это»?! Они не познали одно и второе, не стали делать «так и вот так»?! А похвалить-то некому: папы-то нет: он ушёл. К другой тётеньке:

                              она оказалась лучше мамы…

Папы.

Вы ничего, чаще всего, не даёте своим брошенным детям, ибо злость Ваша против жены Вашей.  Бывшей.

А детки-то с ней…

Вот и получился этакий «моток змеи гремучей»: так бывает с огородным шлангом: лежит он себе тихо-мирно, в кольцо свёрнутый, до поры и времени, а потом, вдруг, резкая подача воды: и пошёл раскручиваться, и поливать всех, кто на пути встретится; немалых трудов иногда стоит поймать такой «кончик», и укротить разбушевавшуюся плюющуюся длину.

               Когда-то двое легли в постель.

                            О чём они думали?

                              О сексе, конечно, о своих удовольствиях.

А потом получились дети.

И он ушёл, а она осталась.

И дети остались. Они не знают, как это – быть папой, и как быть любимой мамой. Они не знают, как ввернуть лампочку, и как можно женщине не чинить розетку: мир «перевёртышей»: женщина делает то, что должен бы делать мужчина.

А потом эти дети вырастают и «тащут» это в свои семьи: можно «гулять», можно пить и курить, можно орать на мужа и скрывать от жены какие-то связи на стороне: можно жить и подличать друг  другу.

Дети: наша цепь на ноге и приговор суда.

                          Одновременно.           

Они «вспомнят» нам всё, но не словами, а своим наличием: тем, какие они, и почему.

Папы, уходящие из дому, и оставляющие своих «птенцов».

Чтобы их воспитывали чужие,  приходящие к

                                                  мамам, дяденьки.

                - ???

                - ...

«Я пришёл вернуть сердца отцов к детям»…

Ничего...

                                                           Был папа.

                                                Хороший папа:))

                                                            И мама.

                             Хорошая мама:))

И вот папы не стало.

А его как бы и не было

                            всегда…

Зачем живёшь, человече???

                                            Па-а-а-а - па-а-а-а-а....

... лучше всего я помню, как он курил. Наверное, потому что он много курил. И все разговоры «за жизнь» всегда сопровождались клубами дыма и этой улыбкой набок. У меня самой улыбка набок долгое время была из-за этого, не знаю как сейчас. А так я много, что помню, из внешности: черные кучеряшки, сначала смоль, а потом седые, ближе к концу уже, золотая фикса вместо переднего зуба, которая нисколько его не портила, пухлые губы, большой лоб, бровные дуги, нависающие такие. Странно, что помню детали, а цельный образ никак не могу составить в голове, глаза только помню, карие, тяжело моргающие, когда пьян, черные зрачки, большие.

Тот период жизни, с ним, мы обе предпочитаем не вспоминать. Иногда только говорим о чем-нибудь хорошем, темы стандартные всегда, в основном, о пасеке и о том времени, когда мы гоняли к нему на великах по равнинам и лугам, а потом оставались ночевать в палатке, а на следующий день ходили на реку, ловили рыбу бреднем или перекатывались вниз по течению, т.к. мелкая была речка, по берегам заросшая облепихой. Название я, как водится, не помню. То было хорошее лето, не без эксцессов, но в меньшей степени.

Почему-то хорошо помню, как он плакал. Мне было так жалко! Помню, как всхлипывал, вытирал лицо широкой ладонью. До сих пор вспоминаю и комок подкатывает к горлу. До сих пор жалко.

Помню, как когда была маленькая, а он болел с похмелья с утра, ему было жутко плохо, а мама была на работе. Он лежал на кровати, завернутый в одеяло, как большой кокон, и был виден только угол этого широкого лба и черные кудряшки. Я насушила ему в духовке сухарей, сделала чай с молоком и он кое-как поел. А потом сказал: «Спасибо, Алисочка, за мной еще никто так не ухаживал». Мне было лет 12 тогда.

Помню разговоры на балконе по вечерам, как обычно, «за жизнь». Там почему-то всегда были сиреневые закаты, наш балкон выходил на лесок, в котором угукала сова и стучали дятлы. А если пройдешь через лесок, там будет магазин.

... он звал меня Лис или Лиса, а в шутку говорил, что я «вредная девочка», или коту, когда кот что-то просил у него, говорил «иди к девочке, она тебе положит». Они с мамой потом вдвоем звали меня «девочка». Она звала и после, но перестала и вот уже несколько лет не зовет.

Много времени прошло с тех пор, лет шесть. Сначала было очень неприятно вспоминать, а теперь ловлю себя на мысли, что и вспоминать-то особо нечего, все ушло. Есть пять-шесть эпизодов, врезавшихся в память, но они уже не вызывают тех эмоций, что раньше. Все картинки тех лет проходят под грифом «было», не важно с кем, не важно когда, беспристрастное «было».

Она до сих пор скучает, я знаю, и до недавних пор еще надеялась. И сейчас, наверное, надеется, хотя разумных оснований нет. Глубоко внутри я скучаю тоже. Иногда. Вот так ложусь спать и отпускаю мысли в свободное плавание. А потом понимаю, что думаю о нем и вижу, как он курит. Только голоса уже не слышу. Раньше слышала, а сейчас уже нет.

Не думаю, что мы когда-нибудь встретимся: я даже не знаю, жив ли он. Странно, как люди сначала становятся друг другу самыми дорогими и близкими, а потом разрывают связь и стараются оказаться как можно дальше от тех, с кем были близки, с кем не стеснялись быть собой и приоткрывать свое настоящее лицо. Поэтому и бегут, наверное.

Клево было бы увидеть его сейчас, уже седого, но все с теми же глазами, неизменной сигаретой, улыбкой набок. Я бы ему все сказала. Сказала бы, как я его люблю

29.06.2011г.